сонхун опаздывает. не критично, но достаточно для того, чтобы на телефон прилетело третье по счету сообщение от отца: «ты где?».
на этот раз хочется съязвить, но вместо этого, пальцы не глядя, скребут по экрану телефона: «почти на месте», следом добавляют унылое и беспомощное «извини». он еще не раз извинится как положено, под тяжелым хмурым взглядом родителя, обязательно вслух, перед всеми собравшимися, смерено склонив голову, пристально рассматривая мыски собственных ботинок, но это будет потом, а пока он смотрит по сторонам и перебегает проезжую часть в неположенном месте. по пути ловит в спину недовольные, резкие сигналы клаксонов из проносящихся мимо машин и тот самый, испепеляющий, осуждающих взгляд пожилой женщины с потрепанной сумкой подмышкой. почти налетает на нее, скукоженную, сухую и очевидно слишком хрупкую, чтобы пережить столкновение с ним.
― прошу прощения, ― кланяется на ходу, лишь в последний момент сумевший изменить траекторию. почти перешагивает через старушку, поправляет на плече тяжелую сумку с конспектами и несется дальше. до заветного крыльца с ресторанной вывеской, слишком дорого для школьника, осталось всего несколько больших шагов.
пак сонхун в такие места по своему желанию захаживает редко. он предпочитает что-то попроще, атмосферней, там где скапливаются его ровесники ― места с со среднем чеком чуть меньше недельного заработка, но сегодня повод совершенно особенный. сегодня его обещали познакомить с кем-то очень важным, и он догадывался, что речь идет о женщине, что смогла пробиться сквозь отцовский панцирь закоренелого вдовца и смола нащупать в нем что-то, что еще не отмерло.
трагедией эта новость не стала. прошло почти двенадцать лет с тех пор, как мать сонхуна слегла. живую и бодрую он знал ее лишь на семейных снимках и архивных видеозаписях, где она выбирала жуткого канареечного цвета плитку для их нового дома; как она помешивала большим половником густое пахучее варево, которое называла гамбо и клялась, что такого ни он, ни его отец больше в жизни не попробуют ― чистая правда, если честно. в памяти сонхуна она отпечаталась серой, поникшей, с плетеной шапочкой, поверх бритой головы, со впалыми щеками и темными тенями, что пролегли под глазницами. грустное зрелище. он старался ее такой не вспоминать. лучше вообще никак. что же до отца, он был того же мнения. дом, в который она когда-то выбирала плитку продали, гамбо больше никто и никогда на новом месте не варил, а сам он предпочел утонуть в работе, оставив сына на попечение нянек, репетиторов и тренеров. опционально. казалось закономерным, что рано или поздно, отец встретит кого-то еще. никаких особенных ожиданий по поводу новой отцовской пассии он не питал. это совершенно не его дело. его персонально это едва заденет, даже по касательной. это его последний год в школе, после которого он планирует переехать в студенческий кампус или на съемное жилище, но постараться максимально сепарироваться от родителя, что в последние годы и так не балует его излишним вниманием.
он бы и не пришел, если бы глава семейства не настоял. он называл это «очень важным делом» и даже не дал время на подумать, велев явиться в ресторан сразу после окончания занятий в школе. так он и пришел, запыхавшийся, в школьной форме. почти уговоривший официанта проводить его к столу, на имя пака. на ходу, стараясь привести себя в порядок, смахнуть с пиджака капли, начавшего моросить дождя, скинуть с глаз нависающую. челку, пропустив через нее пятерню и добравшись до стола, подобострастно согнуться в спине. чувствуя самым темечком, как пак старший сверлит ему там аккуратную дырочку.
― прошу прощения за опоздание, ― тараторит, глядя точно в пол, ― за мостом жуткая пробка, пришлось оставить водителя там и идти пешком почти квартал.

избранница отца кажется ему хорошей женщиной. она улыбается ему по-доброму, интересуется настроением и тем, как сильно его подпортил дождь. и в целом кажется довольно искренней, чтобы притупить подозрительность к себе. в конце, концов он скорее ожидал увидеть на ее месте какую-нибудь размалеванную девицу, что старше его всего на несколько лет, но уже достаточно прожорлива, чтобы попытаться заглотнуть кошелек потолще. и он оказался рад, что перед ним совсем не одна из золотоискательниц, а женщина, что очень издали, но все же способна намекнуть ему на то, какой бы могла быть его собственная мать. ее голос звучит тепло и ровно, она представляется, совсем немного взволнованно, знакомит со своим сыном, его ровесником и тут атмосфера почему-то заметно сгущается. сонхун улавливает это на какому-то очень глубинном, инстинктивном уровне, когда склоняет голову, приветствует будущих новых членов семьи и садится за стол. просит принести ему горячее, потому как успел продрогнуть и позволяет втянуть себя в ненавязчивую беседу. все говорит о том, что он успевает как раз вовремя, потому, что отец и будущая мачеха с порога принимаются разбирать его на составляющие, совершенно эфемерные показатели «хорошего сына», видимо того, другого, они уже успели расщепить на молекулы: хорошая школа с красивой формой; отличная успеваемость, что ведет прямиком на первые строчки внутри школьного рейтинга; спорт, само собой, это обязательно; планы на поступление ― только самые перспективные. быть порядочным и порядковым. тем, кого всегда можно воспринимать всерьез ― несложные требования старшего пака к младшему. кажется, что отец вырастил и вылепил для себя того самого сына, которого не стыдно и людям показать, и самому нет-нет, да упомянуть вскользь. вот вырастет однажды, да сменит меня, а пока пускай позаботится о таких банальных атрибутах как  школа, успеваемость и прочая ерунда. сонхун и в самом деле с этой личиной сросся, всем его желаниям потакая и подыгрывая. он себя настоящего, от себя выдуманного не отличает уже давным-давно. так между ними образовался со временем довольно хрупкий баланс, ломать который, не следовало. там где заканчивается свобода выбора ― начинается свобода совсем иного рода. 
когда разговоры взрослых окончательно растворяются на периферии, сонхун смотрит напротив себя въедливо, кажется что именно в этом углу наибольшее скопление неловкости на квадратный сантиметр. у него всегда были проблемы с лицами, жизнь их стирала из памяти самым лучшим ластиком, практически начисто, не оставляя ни единой цельной картины, оставляя ему лишь нечеткие смазанные фрагменты. к счастью, сонхун совсем не дурак, он быстро учится запоминать людей по этим фрагментам, отмечает маркерами походку, голос, все, что позволит ему одного человека от другого отличить. вот и сейчас, он хмурит лоб задумчиво и пытается вспомнить. спрашивать прямо кажется ему неудобным, по крайней мере, не при родителях.
иногда. когда внимание отца замыливается, сонхун позволяет себе выбраться из дома в компании людей, которых принято называть друзьями. он дает им возможность вести себя за собой, куда-то, где собираются подростки, точь-в-точь, как на кадрах американских молодежных комедий. ему там совсем не нравится. он чувствует себя всегда чужим, инородным и потерянным, словно шампанское в бутылке пива. он позволяет уводить себя во мрак, все дальше, только бы слиться с толпой, получить пару раз неловко локтем куда-то в бок и забыть, что он пак сонхун, от которого почему-то всегда ожидают чуть больше, чем он ждет от себя сам. старается раствориться в свете рождественских гирлянд, вместо стробоскопа, дешевом месиве из пива, соджу и водки, и в чьих-то ямочках…

динь-динь-динь. бинго.

себе под нос хмыкает довольно, будто бы только что выиграл очень ценный приз и отводит взгляд, мазнув им напоследок по совсем забытому лицу, но очень знакомым ямочкам, которые несколько недель назад били преступно близко к его губам. в который он мог ткнуться почти намеренно, почти осознанно, которые нервно подрагивали рядом с ним в полной темноте.
― из какой ты шклолы, чонвон?

суета ― первое, что приходит в голову, глядя на скопление родни и друзей, что набились в тесную церквушку. колоритную, по одному взгляду на которую становится понятно, что отец ее не выбирал. он бы остановил свой выбор на чем-то более просторном, отстраненном, с расчетом на то, что туда обязательно должны впихнуться не только близкие, но и приглашенные коллеги, партнеры. к счастью, они сюда не влезли и будут ждать в ресторане, что арендовали под банкет. и все же, даже без их угнетающего присутствия, казалось, что вокруг слишком тесно. обилие смазанных, забытых, когда-то давно потерянных лиц ― кара, посланная сонхуну кем-то с плохим чувством юмора, но он умеет приспосабливаться. отзывчиво жмет чужие руки, что без конца тянутся к нему, кланяется и подхватывает заунывное: «спасибо, что пришли. мы рады вас видеть».
все почему-то поздравляют и его, будто бы для того, чтобы оказаться сегодня здесь, паку пришлось приложить чуть больше усилий, чем просто родиться в семье своего отца и потерять мать, в слишком раннем возрасте, чтобы как следует прочувствовать на языке скопившейся привкус горечи. это для него что-то совсем незнакомое. тосковать по той, чье лицо исчезло из памяти быстрее, чем успело в нем закрепиться. и все же, кем-то неловко оброненное: «ты так вырос. так похож на мать» ― желания терпеть и превозмогать не добавляют. ему хочется укрыться и переждать бурю.
отец кажется счастлив, во всяком случае, брови его почти не скатываются не переносицу, с того самого момента, как по узкому проходу, от дверей до алтаря, прошла его будущая жена. сонхун наблюдает за всем, стоя за плечом отца, придерживая в руках подушку с кольцами, и в нужный момент подает их новобрачным. а когда появляется возможность, ретируется по-гадюжьи куда-то в сторону, подальше от нахлынувшего цунами из ликующих тел, незнакомых лиц и голосов. пережить еще одну волну поздравлений и рукопожатий, кажется ему перебором для одного дня.

ресторан в отличие от церкви выбирал отец, это сонхун знал наверняка, потому, что все здесь кричало об этом. высокие потолки и наполированные полы, официанты, больше похожие на вышколенных балетмейстеров, иными словами все как любит отец ― дорого, статусно, так, чтобы не перед родней, ни перед, упаси господь, коллегами, в грязь лицом не ударить. его право. сонхун переживает еще пару неловких столкновений, кто-то бестактно треплет его по плечу, но позволяют заканчивать беседы быстрее обычного и медленно продвигаться к своему столу, совсем рядом с президиумом молодоженов.
первый тост звучит почти как откровение и выбивает пару слез из глаз новой жены отца. сонхун заливает в себя шампанское и отставляет пустой бокал, обращая внимание на то, что, теперь уже сводных брат, практически к нему не притронулся. это кажется ему забавным, потому, что в памяти еще остались картинки того что и в каких количествах они выпивали в пусане. чонвон его взгляд замечает и пытается оправдаться, вызывая улыбку. мило.
― мне попросить принести пиво и соджу? ― он обещал про себя его не задирать, потому, что только начало казаться, что младшему стало чуть спокойнее в его компании, по крайней мере, ямочки на его щеках перестали то и дело нервно подрагивать, каждый раз, когда они вдруг пересекались взглядами, даже вскользь, но удержать себя оказалось слишком сложно. всего пара невинных шуток, сонхун не планирует доводить его, ему просто нужно чем-то себя занять до конца вечера. знакомство с новым братом, кажется ему интересной штукой, да и отец одобрит, то, что сын делает хоть какие-то поползновения в сторону обычного человеческого контакта.
― от шампанского голова болит, я подумал, что от соджу такого не будет, ― добавляет неторопливо, руку протягивает, зацепив пару закусок с большого белого блюда, одну опуская в тарелку донсена без разрешения на то. он оборачивается в чонвону, ― горячее принесут не скоро, поешь.
на короткое время за столом повисает тишина, лишь изредка в нее вмешиваются чужие голоса близких родственников, что пытаются дотянуться до их угла с предложением поздравить молодых. в какую-то из таких попыток в руках сонхуна оказывается микрофон и тот поднимается с места, ударив пальцем по чувствительной мембране. его речь оказалась короткой, банальной, он не стал говорить чего-то нового, то, чего им двоим еще не сказали и не пожелали, но ему казалось, что звучал он действительно искренне, так как и полагается. следующий на очереди чонвон, он молча протянул ему микрофон, склонив голову.

― я слышал, что тебя все же собираются перевести в мою школу, она для мальчиков, ты же знаешь? ― интересуется чуть позже, предпринимая еще одну попытку немного разрядить неловкую атмосферу между ними. снова подкладывает ему еду, дотягиваясь до самых удаленных блюд, забирая тех прямо из-под носа родственников, старых или новоприобретенных, он не знает.
― чонвон, послушай, у меня очень плохая память на лица, но мне кажется, что я тебя где-то видел…, ― ответ он разумеется давно знает, но не может отказать себе в удовольствие еще немного потыкать младшего и понаблюдать, как ямочки на порозовевших щеках снова нервно дрогнули.

сонхун не ждет никаких откровений в ответ. он улыбается снисходительно на ответ чонвона, больше напоминающий отговорку и понимающе кивает головой. разумеется, возможно, когда-то, но ничего такого не припоминаю. все как по канону  и пак ненадолго ослабляет хватку, с которой успел едва ли не взять парнишку за  горло. пусть думает, что ему поверили.
― кто-то скажет, что учиться в такой школе сложнее, ―  жмет плечами, отводит взгляд в сторону, безучастно мажет по фигурам гостей и опускает его на стол, ― когда я учился в средней школе, она была смешанной, но когда речь зашла о переходе, отец выбрал эту, из-за рейтинга, ― усмехается, искренне веря в то, что если бы рейтинг у церковно-приходской был выше, он бы безусловно учился там.
― перевод пойдет тебе на пользу, если ты хочешь поступить в хороший университет, даже один семестр сыграет роль, ― практически слово в слово повторяет пару доводов из речи отца, когда тот только высказал свою идею о переводе. иногда, создается впечатление. будто бы он переигрывает, уж слишком рьяно втянулся в роль родителя. попытка показать своей уже жене, что он хорош и проявляет заботу о будущем ее сына? чтож, слишком долго это не затянется, чонвон слишком взрослый, чтобы задержаться в их доме, возможно, разочарование так и не успеет его настичь.
за столом снова зависает неловкая тишина, кажется, будто бы она тяжестью оседает на шею и тянет к земле. стоило сменить тему и поговорить о чем-то отвлеченном, но сонхун не решается, запал пропадает так же быстро, как успевает появиться. он лишь лопатками прижимается к спинке стула и смотрит куда-то сквозь гостей. тем весело и беззаботно, они вскидывают бокалы в воздух, говорят тосты, уже совсем без системы и необходимости в слушателях, и получают удовольствие от вечера.

когда чонвон хочет выбраться наружу, сонхун его не останавливает, не идет следом, даже не отвечает, он лишь кивает, почти механически, давно провалившись в свои липкие тягучие размышления и дает чуть больше пространства для маневров, сдвинув свой стул в сторону.
вечер становится до ужаса ленивым и томным. сытые, поддатые гости, обсуждают что-то совсем отвлеченное, разбившись по группкам. ведущий вечера, вынув все козыри из рукавов, теперь лишь время от времени что-то неразборчиво бубнит в микрофон и все говорит о том, что праздник скоро закончится и все постепенно начнут разбредаться по своим домам. возможно, хуну удастся ускользнуть чуть раньше, чем придется изображать хорошего сына.
― все подходит к концу, ― вкрадчиво, где-то у самого уха, кто-то очень ненавязчиво, но настойчиво кладет на плечо ладонь, ― президент пак выглядит довольным, не так ли?
― в кой-то веке, ― хун отвечает на выдохе и не пытается скинуть руку. он привыкает узнавать отцовского секретаря одним из первых, потому, что тот рядом, едва ли не с самого его рождения, практически член семьи. он застал их лучшие семенные времена и потому знает как никто, каким невыносимым может быть его начальник, временами, ― это надолго?
― будем надеяться, что все пойдет ему на пользу.
новый брак, спустя такое количество лет, выглядит как исцеление и новая глава, к которой готовы не все. сонхун точно нет, он все яснее ощущает это где-то глубоко под кожей, но мирится, потому, что цепляться за ускользающее прошлое больше не получается. быть бунтующим подростком нет никакого желания. мысленно себя готовит к новым обстоятельствам, в которых придется некоторое время просуществовать.
― может быть, это и на пользу вам. похоже, что ему будет пока на что отвлечься, ― как всегда доверительно добавляет секретарь ким и отпускает плечо. хочется спросить что именно он имеет в виду, но нежелание шевелить ртом лишний раз пересиливает. пусть это останется чем-то не озвученным, неуловимым, о чем придется только догадываться если не получится забить. с тех пор как осознал себя бракованным механизмом, у которого все работает не как задумано, не как надо, он был осторожен. жаловаться в их семье не принято, признаваться в неисправностях собственного организма тем более. это стало понятно, пару лет назад, когда сонхуну в голову неосторожно залетела идея о переводе в другую школу и тот озвучил ее именно отцовскому секретарю. быть может, с тех пор он единственный, кто догадывается хоть о чем-то, но опыта и понимания ему хватило, чтобы не озвучивать свои догадки отцу.
― проветрюсь, ― скрипнув ножками стула по паркету, сонхун поднимается с места. ему нужно чуть больше пространства и воздухе, чем здесь есть, а еще желательно побольше тишины.
― не стоит задерживаться, ― как-то слишком по-отечески летит в спину, ― если попадется ваш новый брат, приводите. скоро будут проводы. вас двоих обязательно хватятся.
парень кивает и тащит свое бренное подальше. через толпу гостей, прямиком на улицу, где лицо тут же обдает спасительной прохладой. он бреет куда-то без цели, останавливается только когда перестает слышать отголоски чужих голосов, наконец-то чувствует себя комфортнее. мысли в голове перестают болезненно биться о черепную коробку, вставая в стройный ряд. все проясняется и укладывается, получается проще формулировать хоть какие-то выводы.

узловатые пальцы нащупывают в кармане электронку. маленькая, но до ужаса вредная привычка, которую он про себя обещает бросить, каждый раз, но продолжает прощать редкие душевные порывы. в конце концов, он не так часто ее использует, чтобы винить себя слишком сильно.
первая затяжка лижет трахею, вырываясь наружу белесыми кольцами. в голове появляется легкость и приятный звон, его персональный белый шум. сонхун не считает это большой проблемой, но знает, что отец бы его убил на месте, если бы узнал, только за это, что говорить обо всех тех вещах, что привык скрывать его сын. хочется посмеяться, как мало президент пак знает о своем отпрыске, как много ему, возможно, предстоит узнать.

в одиночестве всегда хорошо думается, но чонвон ловит его с поличным, будто на месте самого страшного преступления.
теперь ты попался.
мысль проносится в голове вихрем, но вызывает кривую полуулыбку и нервный смешок. он не думал так глупо ему попадаться, но раз уж так вышло, ничего не поделаешь.
― иногда, ― сонхун оборачивается на голос младшего, интуитивно опуская руку с электронной сигаретой вдоль туловища, ― знаю, вредно и объяснять это всякими разными “но” глупо, но…, ― вытягивает это “но” в долгую, почти ноту и смеется, ― это иногда помогает собраться с мыслями. наверное, я начал, только потому, что стоять и смотреть в одну точку как-то по-идиотски, а это просто предлог. так меньше вопросов.
короткий приступ волнения незаметно отступает и вот он уже машет в воздухе сигаретой, отключив ей питание. не похоже, что от него требовалось хоть какое-то объяснение, но почему-то пак посчитал нужным себя хоть немного оправдать.
― отец не в курсе, ― предупреждает на всякий случай, но знает, что это и так понятно, потому что делает он это не в специально отведенном месте, а тайком, где-то посреди зелени и безлюдья. узнай обо всем отец, сонхуну бы такое ни за что с рук не сошло, не пока он живет в родительском доме. таков ритуал. потому выбор пал на электронные, запах которых легко маскируется под что угодно.
чонвон же выглядел заметно уставшим, кажется, его успело разморить еще больше с момента, как они разошлись в банкетном зале и теперь, он смешно морщится, подходя ближе.
мило.
от этой мысли, метнувшейся в голове молнией, за считанные доли секунды, сонхун вздрагивает и пару раз моргает. чего это он? к счастью времени попытаться разложить на более глубокие слои не хватило. младший отвлекает вопросом и сонхун мысленно за это благодарит.
― они правда рядом, ― ближе, чем может показаться, поскольку соединяет их не просто общий коридор, ― у нас общая ванная и две двери, так, что если будешь ее использовать, закрывай ту, через которую ты не входил. я частенько в наушниках, могу не услышать, что там кто-то есть, ― хун под нос себе хмыкает едва слышно и сует руки в карманы брюк, ― в остальном правил нет, это будет и твой дом, так, что ни в чем себе не отказывай.
кажется забавным, что речь зашла о таких бытовых вещах. разве подростки хоть о чем-то подобном задумываются? но это еще раз характеризует нового сводного брата как очень осторожного человека, который боязливо прощупывает почву. что ж, давить на него сонхун и не собирается, наоборот, интересно наблюдать за тем кк он будет продолжать сглаживать даже самые острые углы их соприкосновения.
― пойдем, все правда скоро закончится.

не прошло и получаса, как люди собрались произносить последние тосты, желать еще больше счастья молодоженам и традиционно высыпать на улицу, чтобы проводить их до машины, которая отвезет их… нет, сегодня только в гостиницу, но уже совсем скоро оба родителя улетят в небольшое путешествие. и дома поселится тишина.
― сонхун, подойди, ― прежде чем сесть в машину, отец оборачивается к нему и манит его опущенной вниз ладонью. парень слушается и делает несколько шагов из толпы к машине новобрачных, покорно склонив голову, ― секретарь ким отвезет вас по домам, ― отец кладет свою широкую ладонь ему на шею, надавливая на позвонки, заставляя склониться еще ближе, чтобы очень вкрадчиво, до самых костей выдохнуть, ― убедись, что он добрался домой и еще, веди себя прилично.
хватка, которой хун и без того никогда не сопротивлялся, на секунду становится сильнее и после ослабевает. этот его малозаметный жест всегда означал, что ключевую информацию стоит усвоить как можно точнее, а именно последнее и ни в коем случае не идти этому поперек.
он кивает и помогает отцу, закрывая за ним дверь автомобиля, недолго провожает его взглядом, пока стоп-сигналы не скроются за поворотом. секретарь, оставленный в качестве водителя и няньки им с чонвоном на двоих, говорит, что пригонит машину и просит подождать его пару минут на крыльце. и пока гости медленно и лениво растекаются по своим направлениям, будто уходящая волна от берега, хун находит взглядом сводного брата.
― не уходи, помощник отца развезет нас по домам. он сказал не отпускать тебя одного.

день, казавшийся ему бесконечным, наконец-то заканчивается. сонхун возвращается домой за полночь. благодарит секретаря ким и остаток пути от ворот до дома идет пешком, ослабив стягивающий шею галстук и повесив пиджак на сгибе локтя. собственный дом издалека кажется огромным инфернальным чудовищем, что смотрит на него чернотой пустых глазниц. тебя и все твои паскудные мыслишки видят насквозь, как бы сильно не старался спрятаться.
вокруг царит мертвецкая тишина и только звук подошвы по садовой плитке разносится эхом, поднимаясь высоко над крышей.
свет на крыльце загорается сам по себе, стоит только ступить ногой на первую ступеньку. сонхун протягивает ладонь, чтобы ухватиться за ручку и приложить палец к датчику. он распознает здешнего обитателя со второй попытки и впускает того в свое темное нутро.

пак скидывает ботинки в прихожей и не включает свет. новобрачные не приедут сегодня, и в доме помимо него осталась ночевать управляющая, чтобы уже с утра оказать посильную помощь новым жильцам.он старается не шуметь, передвигаясь по дому приведением, практически наощупь. плетется до своей комнаты. обычная рутина кажется ему особенно тяжкой, виной тому несколько выпитых бокалов, спутанные мысли и свинцовая голова. он принимает душ, подставляя под упругие горячие струи макушку и сильно сводит брови к переносице.

почему-то мыслей в голове становится только большей. они закручиваются спиралью, хватаясь одна за другую. пусан. чонвон. их будто бы нарочно вновь столкнули лбами, да и еще так конкретно, без единого шанса на выбор. он ведь помнит? он ведь не станет болтать лишнего? сонхун слишком хорошо знает цену тому, если отец вдруг все узнает. кажется, что с прошлого раза кожа на спине до сих пор сходит цельными лоскутами. он обещал быть нормальным. правильным. порядковым. если вдруг младшему взбредет в голову хоть одним словом заикнуться о том, что происходило… не стоит давить на него слишком сильно, иначе ян с испугу нащупает тот самый рычаг.
его нужно держать поближе. тогда можно будет контролировать ситуацию.
мысли еще некоторое время больно ударяются о черепную коробку, пока хун плетется до кровати и трет лицо руками. одна. еще одна. словно теннисные мячи, вызывая настоящую мигрень.он выпивает таблетку снотворного и позволяет себе отключиться от всего сущего, провалившись в сон. там его снова ждет пусан и искаженное гневом лицо отца, который узнал, что его сын деформированный.

следующее утро не отличается от предыдущих. он просыпается по звонку будильника и собирается на занятия. их немного, всего лишь дополнительные по английскому и тренировка. он завтракает тем, что сообразила госпожа ён, почти проглатывая на ходу и спешит на остановку. сегодня все заняты тем, что готовятся встречать семью ян. даже секретарь ким, с утра болтается на телефоне, поторапливая грузчиков.

ничего примечательного не случается и после обеда, если только не крыша белого грузового фургона у ворот, напоминает, что с этого дня жизнь сонхуна претерпевает серьезные изменения. он сбавляет шаг, рассматривая вещи, что уже вытащили наружу и оставили инсталляцией вдоль ограждения. коробки замотанные скотчем, на которых написаны пометки, для перевозчика и хозяев “хрупкое”, “кухня”, “чонвон”. последнюю хун рассматривает чуть дольше, пока один из ребят в фирменной робе логистической компании не забирает ее прямо из-под носа.
дома еще большая суета. госпожа ён ненадолго превратилась из управляющей в дирижера, она руководит грузчиками, указывая им направления, не забывая причитать зачем новым членам семьи столько вещей, ведь все есть здесь. заметив хуна, аджума улыбается и просит спуститься на обед, чуть позже, когда закончится эпопея с коробками. парень не возражает, он затыкает уши музыкой и поднимается по лестнице. интересно, чонвон уже здесь?
спортивную сумку пак бросает на пол в своей комнате, чуть позже он ее разберет и отдаст вещи на стирку. еще чуть позже, возможно, он наберется сил и спустится по лестнице вниз, чтобы снова быть хорошим сыном, а не ломать свой мозг тысячей и одной теорией о том, как плохо может кончиться его жизнь, если младший начнет говорить. остается уповать на его разумность и то, что ему вся эта ситуации тоже не на руку. хун прощупает эту почву чуть позже, пока ему хочется умыться.
он толкает дверь в ванную и видит перед собой яна, точнее его склонившегося у раковины.
дверь он решил не закрывать.

— все в порядке, — хун вынимает из уха наушник и растягивает губы в улыбке, — об этом я и говорил. хорошо, что не получилось неловкой ситуации. мы были к этому близки.
этот полунамек вырывается почти неосознанно и пак кусает себя за щеку. слишком близко.
— как переезд? выматывает, правда? — он предпочитает сменить тему на более безопасную, прислонившись плечом к дверному косяку, — если ты голоден, то стоит немного подождать, аджума руководит грузчиками, попросила спуститься немного позже. но кажется, у меня в рюкзаке есть пара батончиков. я могу поделиться.